Николай Николаевич Семёнов

Николай Николаевич Семёнов

Капица (слева) и Семёнов (справа), портрет работы Кустодиева (1921)

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

Никола́й Никола́евич Семёнов (1896—1986) — русский и советский физикохимик и педагог, один из основоположников химической физики. Внёс существенный вклад в развитие химической кинетики. Академик (1932), единственный советский лауреат Нобелевской премии по химии (награждён в 1956 году совместно с Сирилом Хиншелвудом).

В 1922 году Семёнов в соавторстве с Петром Капицей предложил способ измерения магнитного момента атома в неоднородном магнитном поле. В 1934 году опубликовал монографию «Химическая кинетика и цепные реакции», где обосновал существование механизма цепной или разветвленной цепной реакции, который отвечает за многие химические процессы, включая реакцию полимеризации. Совместно с П. Л. Капицей был одним из основателей Московского физико-технического института в 1946 году. В 1940—50-х годах участвовал в советском атомном проекте.

Цитаты из статей и речей

Профессор Московского университета Акулов Н. С. в своей брошюре, статьях (ДАН) и в публичных выступлениях развивает и популяризирует свое новое уравнение химической динамики, которое, как я утверждаю, противоречит основным принципам естествознания и вывод которого основан на заведомо неправильных математических операциях. Это особенно вредно потому, что профессор Акулов читает студентам лекции по химической динамике. Одновременно профессор Акулов в ряде публичных выступлений, статье, посланной им в свое время в «Ж. Ф. Х.» , и на лекциях студентам неправильно освещает историю развития цепной теории, умаляя и дискредитируя роль советской науки (в частности, моей школы) в развитии современной химической кинетики. Поэтому я прошу Отделение назначить авторитетную комиссию для разбора работ Акулова и его нападок на мои работы с тем, чтобы результаты деятельности комиссии были бы опубликованы в химических журналах.

— Николай Семёнов. Письмо в бюро Отделения химических наук АН СССР, октябрь 1944

Открытие явления на нижнем пределе воспламенения, действие стенок сосуда и инертного газа и т. п. и объяснение всех этих явлений с помощью разветвленных цепей является одним из крупнейших открытий советской науки. Факт этого открытия ничем нельзя замазать, а именно это и хочет сделать Акулов, приписывая открытие это то иностранным ученым ― Христиансену и Крамерсу, то дореволюционным работам Шилова или Менделеева. Все эти исторические искажения отнюдь не идут на пользу и на славу нашей науке, а как раз наоборот.

— Николай Семёнов. Из доклада комиссии Отделения химических наук АН СССР, 20 декабря 1945

Теория цепной реакции открывает возможность ближе подойти к решению главной проблемы теоретической химии – связи между реакционной способностью и структурой частиц, вступающих в реакцию… Вряд ли можно в какой бы то ни было степени обогатить химическую технологию или даже добиться решающего успеха в биологии без этих знаний… Необходимо соединить усилия образованных людей всех стран и решить эту наиболее важную проблему для того, чтобы раскрыть тайны химических и биологических процессов на благо мирного развития и благоденствия человечества.

— Николай Семёнов. Из нобелевской речи, 1956

	В физике, как известно, «капризов» практически нет, в то же время биология полна ими. Химия занимает промежуточное положение: иногда <химическая> реакция течет нормально, а иногда — сплошные «капризы». Цепная теория — это «теория капризов» химического превращения...
	— Николай Семёнов, из „нобелевского“ интервью газете «Правда», 1956

В 1921 году я пригласил еще двух сотрудников ― Виктора Николаевича Кондратьева и Юлия Борисовича Харитона, в то время еще студентов. И у нас началась подлинно коллективная увлекательная экспериментальная работа. Мы стали друзьями на всю жизнь. И вот тут начался химический крен. В 1923 году мы втроем написали компилятивного характера книжечку ― «Электронная химия» (издана в 1924 году), где были описаны все достижения мировой науки по применению новых представлений физики к проблемам химического строения и к некоторым вопросам химических превращений. В ней, в частности, были освещены и «проклятые» вопросы, которые волновали меня в ранней юности. В те далекие времена грань между электронной химией (или, как ее теперь принято называть, химической физикой) с одной стороны, и классической физической химией, с другой стороны, была очень определенной и четкой. Однако уже к концу двадцатых и, особенно, тридцатых годов идеи классической физики уже не могли полностью удовлетворить физико-химиков; новая физика и химическая физика мощным потоком начали проникать в физическую химию, и разница между ними стала постепенно стираться. Я не знаю, случайно или сознательно, но оказалось так, что в середине двадцатых годов в области химической физики мы сосредоточили свои усилия главным образом на изучении химической кинетики и механизма химических превращений. Это привело к тому, что в организованном в 1931 году Институте химической физики ― со времени его рождения и до сих пор ― эти вопросы были и остались основными.

— Николай Семёнов. «Будьте первооткрывателями», 1966

Н. Н. Семёнов о себе

Учитывая громадное значение современной физики для развития химии, я широко пропагандировал научное объединение физиков и химиков Союза и совместно с академиком А. Н. Фрумкиным наладил систематические физико-химические конференции, которых состоялось уже десять и которые сыграли, как мне кажется, довольно существенную роль в деле создания физической химии в Союзе. В 1932 году по моему представлению НКТП <Наркомат тяжелой промышленности> организовал специальный Ин-т химической физики со специальной задачей внедрения современной физики в физико-химические вопросы. С 1921 по 1928 год я был заместителем директора Физико-технического института и совместно с директором института академиком Иоффе организовывал почти с пустого места сам Физико-технический институт, помогал в организации физико-технических институтов в Харькове, Днепропетровске, Томске, воспитал многочисленные кадры ученых-физиков. В 1928-1929 годах я был заместителем декана физико-механического (ныне инженерно-физического) факультета, где разработал профиль и программы, в основе сохранившиеся до сего времени. Одновременно я заведовал большим, мной созданным отделом химической физики в Физико-техническом институте. В 1931 году Физико-технический институт был разделен на четыре института. Я был назначен директором Института химической физики, организованного на базе моей лаборатории и отдела, мной руководимого, и на идейной базе тех новых разделов науки, которую я со своими сотрудниками разработал.

— Николай Семёнов. «О себе: из автобиографий разных лет», 1975

Цитаты о Н. Н. Семёнове

Не случайно академик Семенов, выступая как-то перед молодежью, отметил: «У настоящего учёного занятие наукой является непреодолимой потребностью, более того, подлинной страстью, которая всегда ведь романтична». Не станем более проводить рискованные параллели и искать в детских чертах сходство с тем бронзовым бюстом дважды Героя Социалистического Труда, который установлен в Саратове на пересечении улиц Н. Вавилова и Астраханской. Упомянем лишь об одной черте характера, которая проявилась очень рано: не доверять никаким авторитетам и проверять все самому. В голове юного скептика никак не укладывалась школьная премудрость, что обыкновенную поваренную соль дает соединение мягкого металла натрия и ядовитого газа хлора. Он не просит объяснить ему, как такое может случиться, он должен убедиться в этом сам. «Я у себя дома сжег кусочек натрия в хлоре, ― вспоминает академик, ― и, получив осадок, посолил им кусок хлеба и съел его. Ничего не скажешь: это была действительно соль!»

— Фёдор Кедров. «Цепная реакция творчества», 1986

	Директором Н. Н. был совершенно необычайным. Если у кого-нибудь появлялась свежая идея, он радовался этому и всячески помогал её реализовать.
	— Юлий Харитон, «Физик, ставший химиком», 1980-е

Как-то Н. Н. предложил мне и моей жене поехать отдыхать на Байкал с ним и его супругой Л. Г. Щербаковой. Я пытался отговориться тем, что у меня много работы. Н. Н. не принял отговорки: «Самое лучшее время для работы — это отдых!» И на Байкале я это почувствовал в полной мере. Каждый новый день начинался с обсуждения очередных научных проблем, которые постоянно возникали в голове Н. Н. И проблемы эти отнюдь не ограничивались химической физикой и химической кинетикой, а простирались от биологии до ядерной физики. И Н. Н. зачастую видел в проблеме то, что человек, всю жизнь занимавшийся этой проблемой, почему-то не замечал.

— Лев Пирузян, «Физик, ставший химиком», 1990-е

Вопрос. Вы упомянули книгу «Наука и общество». А у меня в руках другая книга ― «Воспоминания об академике Семёнове», сборник очерков. На с. 85 читаю: «Меня всегда поражали в этом выдающемся и титулованном ученом, Нобелевском лауреате, Герое Социалистического Труда, вице-президенте АН СССР и т. п. его робость перед определенными инстанциями и послушание в плохом смысле этого слова. В связи с очередной неудачей с оформлением на очень важный для меня симпозиум я решился пойти к Н. Н. в Президиум АН СССР в его вице-президентский кабинет с просьбой позвонить начальнику Управления внешних сношений. Набрав номер по «вертушке», Н. Н. встал со стула и вел разговор стоя, неуверенно и подобострастно и, конечно, безрезультатно. В изумлении я спросил Н. Н., почему он так робко разговаривал. «Как почему? ― ответил Н. Н. ― Это же начальник УВС». Что бы вы сказали по этому поводу? Ответ. Такую картину можно себе представить. Но я не сомневаюсь, что Н. Н. был хорошим психологом и лучше многих понимал, как надо говорить с людьми. Нужно принять во внимание и другое. Для Н. Н. Институт химической физики был всегда делом его жизни, и он осознавал, что если начнет вступать в какие-то конфликты со структурами власти, то ему, конечно, не удержаться директором, да и институт потеряет свои позиции. Вопрос. А как же Капица? Ответ. Конечно, Капица действовал более смело. Я восхищаюсь его поразительным бесстрашием, когда он Сталину написал письмо с обвинениями в адрес Берии и таким образом фактически объявил себя его врагом. Помню, я был в Англии, принимал там участие в демонстрации борцов за мир и видел, как несли плакат, где было написано, что профессор Капица отказался работать в СССР над атомной бомбой и из-за этого пострадал. Отказался, ― когда сам Сталин дал на этот счет указания через Берию, ― да еще и вступил в конфликт с Берией… Никто больше не мог позволить себе таких действий. Но, с другой стороны, для Капицы не так важно было, где работать ― в России или за ее пределами. Он долгое время стремился остаться в Англии и, наверное, все же не вложил в создание своего института столько сил, сколько потребовалось от Семенова в свое время. Я знаю по письмам Семенова к Капице, что Н. Н. отказывался от приглашения работать за границей. А Капица, напротив, хотел остаться в Кембридже. Он и Семенова туда звал. А Н. Н. отвечал: нет, неправильно ты действуешь, нужно здесь развивать науку. Вопрос. Может быть, правильнее говорить не о выборе между мировой наукой или российской, а о жизни и смерти? Ответ. Я повторяю, что восхищен мужеством Капицы. Однажды Н. Н. сказал мне один на один, что ему Институт химической физики дороже жизни. Он в обычных разговорах громких слов не любил и патетических речей не произносил. И раз он так сказал, значит, продумал тщательно. Значит, он готов был положить жизнь за то, чтобы институт продолжал существовать и развиваться. Многие его действия надо рассматривать с учетом этого. Кроме всего прочего, Н. Н. был действительно горячим патриотом страны и заботился о том, чтобы у нас наука была не хуже, чем на Западе. Это шло от души. Вопрос. И он ведь добился того, что в Институте химической физики наука находилась на международном уровне? Ответ. Да, конечно. И я думаю, что Н. Н. был великим учёным. Когда я впервые оказался за границей, в Англии, в лаборатории М. Поляни, меня спросили, с кем я работаю. Я ответил, что с профессором Семеновым. Тогда меня переспросили: «Семеновым великим?» А Нобелевский лауреат Норриш с трибуны заявлял, что считает себя учеником Семенова. Конечно, не все можно объяснить только тем, что Н. Н. вкладывал душу в собственный институт. Он неоднократно подчеркивал, что физика, химия и другие науки стали развиваться у нас после Октябрьской революции значительно более интенсивно, чем до нее. Не нужно думать, что, говоря это, Н. Н. пытался польстить властям. Настоящая российская химфизика началась после Октябрьской революции.

— Александр Шилов. «Некоторые трудные вопросы», 1996

В апреле 1941 года в редакционную коллегию «Журнала физической химии» поступила статья Акулова «О связи теории Семенова с теорией Христиансена и Крамерса». В ней утверждалось, что теория Николая Николаевича не оригинальна, что это плагиат из работ датских физиков И. А. Христиансена и Г. А. Крамерса, разработавших в 1921-1924 годах теорию «энергетических цепей» для объяснения некоторых тепловых реакций и отрицательного катализа. С теми же обвинениями Акулов выступил в своих лекциях в МГУ и в ряде академических институтов. Когда ему дали понять, что политически неверно говорить о приоритете иностранных ученых, Акулов «перестроился» и начал с жаром утверждать, что создателем теории разветвленных цепных реакций был не Семенов, а известный русский физико-химик Николай Александрович Шилов (1872-1930) ― автор фундаментальной монографии «О сопряженных реакциях окисления» (1905). Читая лекции в МГУ, Акулов ставил на кафедру портрет Шилова и заявлял студентам: «Этого благородного старика обокрал академик Семенов». Николай Николаевич встречался с Акуловым и пытался разъяснить ему необоснованность его выпадов. Но тот продолжал упорствовать. Наконец академик решил, что без привлечения экспертов и широкого обсуждения не обойтись. В октябре 1944 года он направил в бюро Отделения химических наук АН СССР письмо. <...> 17 марта 1945 года постановлением Президиума АН СССР и Всесоюзного комитета по делам высшей школы при СНК СССР была создана комиссия под председательством академика А. Н. Несмеянова по разбору разногласий между Н. Н. Семеновым и Н. С. Акуловым. В ее состав вошли: академик А. Н. Теренин (заместитель председателя), академики А. Н. Колмогоров, В. А. Фок, А. Н. Фрумкин, члены-корреспонденты АН СССР А. А. Баландин и С. С. Медведев. После многочисленных заседаний и детального изучения работ Акулова и Семенова комиссия пришла к выводу: «Никакой теории химической динамики Н. С. Акулова не существует, а есть только набор эмпирических формул, лишенных теоретического обоснования. Агрессивную и направленную на дискредитацию других научных течений пропаганду своих мнимых достижений, которую ведет Н. С. Акулов в своих выступлениях и печатных публикациях, следует признать несомненно вредной». <...> В 1951 году Государственное издательство технико-теоретической литературы издало книгу Н. С. Акулова «Теория цепных процессов». Эта работа была подвергнута критике Н. Н. Семеновым, Ю. Б. Харитоном, Я. Б. Зельдовичем в письме, адресованном президенту АН СССР А. Н. Несмеянову. В 1952 году в МГУ состоялось публичное обсуждение книги. С большим критическим докладом выступил академик Н. Н. Семенов. Он убедительно показал тенденциозность и недобросовестность многих утверждений Н. С. Акулова. «Поверьте, ― сказал Николай Николаевич, ― что дело здесь не в личных отношениях и не в стремлении к монополии, а в том, что я не могу, ну просто по совести не могу называть хорошим то, что действительно плохо». Сражение с «акуловщиной» продолжалось 13 лет и отняло у Н. Н. Семенова много сил и времени.

— Юрий Соловьёв. «Радости и горести счастливой жизни», 1996

Мы с Н. Н. были проездом в Мюнхене, и тамошний профессор Э. О. Фишер (лауреат Нобелевской премии) попросил, чтобы я выступил с лекцией о фиксации азота. При следующей встрече я, как обычно, перевожу разговор Н. Н. с Фишером. Последний говорит о хорошем впечатлении от моей лекции и добавляет, что действительно Шилов со своей группой получили интересные результаты и продвинулись дальше других. «Но я не понимаю, ― сказал он, ― почему этот успех достигнут в Институте химической физики. Кажется более естественным, если бы эта работа была выполнена, например, в Институте неорганической химии». Н. Н. очень рад такому вопросу. «Переведите ему, ― говорит он мне, ― химическая физика, если ее правильно понимать и использовать, должна стать теоретической основой всей химии. Она позволяет в принципе предвидеть и новые процессы, и новые катализаторы». Вот почему Н. Н. испытывал особое удовольствие от того, что именно его ученик в созданном им институте оказался впереди в своей области. Это подтверждало его предвидение: правильное понимание физической природы химического процесса во всей его сложности должно стать важнейшим фактором в современной и особенно в будущей химии. По-видимому, в нашем случае это действительно было так. Да, мы использовали в конце концов «наш» химико-физический подход, сначала разобрались, в чем дело, а затем более направленно осуществляли поиск. В 1992 году мне предложили выступить с пленарной лекцией в Лозанне на конференции по координационной химии, приуроченной к 100-летию со дня появления концепции Вернера ― отца координационной теории.

— Александр Шилов. «Н. Н. Семенов и современная химия», 1997

Во время посещения химических и физических лабораторий я поразился скорости восприятия Н. Н. информации. Представьте себе, что идет рассказ об области, в которой Н. Н. не является узким профессионалом. Первый вопрос его к хозяину лаборатории обычно — это вопрос любознательного образованного учёного, который что-то недопонял или не знал раньше. Человек интересуется и задает вопрос, как коллега коллеге. Однако следующий вопрос, который задавал Н. Н., был уже вопросом профессионала в этой области, хотя профессионалом он, собственно, стал в течение только последних 20 минут, слушая рассказ. А третий вопрос, если проблема Н. Н. заинтересовала, бил по самому слабому месту в рассказе хозяина о теории или эксперименте. Насколько же высокой, я бы сказал фантастической (мне больше ни у кого не приходилось встречать такое), была у него скорость постижения и переработки информации! Третий вопрос ставил обычно человека в тупик, а если не в тупик, то потом многие признавались, что это как раз то, над чем они сами задумывались и ответа на что у них пока нет.

— Николай Платэ, «Физик, ставший химиком», 1990-е

Конечно, он был уже женат, знаменит, имел взрослых детей и зарплату академика. И почему бы академику не иметь даму сердца на стороне? Лишь бы это не нарушало границ приличия. А приличия для людей известных определялись так: тихо — можно, громко, с разводом — нельзя. Как честный человек, Николай Николаевич решил оформить отношения с любимой женщиной. Квартиру, дачу и машину он оставлял прежней жене. По этому поводу даже собиралось совещание ЦК партии: разрешить или не разрешить Николаю Николаевичу развестись с супругой. И разрешили. Все, в общем-то, понимали Семёнова.

— Светлана Шарова, «Физик, ставший химиком», 2016

См. также

• Физическая химия
• Химическая физика
• Теоретическая физика
• Пётр Капица
• Борис Иоффе
• Мария Склодовская-Кюри
• Лев Давидович Ландау