Внешняя политика
Россия - ЕС

Путин после Монголии

Антон Барбашин о том, что символические победы России скрывают нарастающую неопределенность сотрудничества с ключевыми партнерами

Read in english
Фото: Scanpix

В начале сентября Владимир Путин посетил Монголию с официальным визитом. Это событие привлекло пристальное внимание, поскольку Монголия является членом Международного уголовного суда, который в марте 2023 годы выдал ордер на арест главы России. Украина официально просила Монголию задержать российского президента. Однако никакой драмы быть не могло — если бы была хоть доля шанса, что его попробуют арестовать, Путин никуда бы не поехал. Для Москвы подобный визит имеет немалое символическое значение: Путин в очередной раз «показал», что западные международные институты якобы находятся в упадке или не работают, Россия не изолирована, а ее руководство продолжает последовательно строить «более справедливый многополярный мир».

Пыль в глаза

В Улан-Баторе Путин говорил о Великой Отечественной войне, экономическом сотрудничестве и призывал Монголию активнее принимать участие в формате БРИКС+. Эта поездка — отличный пример того, как российские власти хотели бы представлять Россию на международной арене — как страну, которая вопреки санкциям и войне в Украине, наращивает контакты со странами Глобального Юга, предлагает различные варианты экономического сотрудничества и продвигает идею новых «более инклюзивных» международных практик и институтов. Москва последовательно говорит о создании новых международных институтов, которые по совместительству должны помочь России обойти западные санкции.

Задача Россия вполне понятна: ей необходимо создавать альтернативную инфраструктуру для торговли и финансов, чтобы без больших потерь продолжать международную торговлю. Москва считает, что новые незападные инструменты будут привлекательны для «глобального большинства». В первую очередь речь идет об альтернативах американоцентричным платежным системам и межбанковским системам передачи информации. Самый продвинутый в этом отношении проект Россия сейчас реализует с Ираном: в июле этого года стороны заявили об интеграции национальных платежных систем. Теперь двусторонняя торговля должна пойти с использованием национальных валют, что снижает издержки сторон.

Москва надеется, что в долгосрочной перспективе режим западных санкций претерпит изменения или — как минимум — незападные страны будут активнее искать новые возможности для ведения бизнеса с Россией. Мир адаптируется и выгодные коммерческие предложения «победят страх вторичных санкций». Подобные предположения базируются на понятной логике: в мире множество стран, которые хотят торговать и сотрудничать с Кремлем. Ни санкции, ни война не отменяют желания получать весомую прибыль. Москва резонно может рассуждать, что даже сторонники Украины в ЕС не теряют симпатии к российскому экспорту. Вопреки духу публичных заявлений, ЕС закупает рекордные объемы российской нефти из Индии, импортирует российского газа больше, чем газа из США, а частные западные компании продолжают поставлять в Россию товары двойного и военного назначения.

Согласно заявлению Путина, Россия, несмотря на войну и западные санкции, поднялась на четвертую строчку крупнейших экономик мира по паритету покупательной способности. В логике такой картины мира поездка Путина в Монголию выглядит вполне обосновано. Таким образом он демонстрирует миру, что Россия «побеждает» и рада сотрудничеству со всеми, кто готов к новому мировому порядку.

На те страны мира, которые по своим причинам имеют претензии к Западу и не сильно озабочены войной в Украине, Россия вполне способна проецировать образ непоколебимости и даже некоторого успеха. Однако при более детальном рассмотрении положения России оценки текущего контекста выглядят совсем иначе.

А кто друзья?

В июне российский президент ездил в Северную Корею и получил там карикатурно диктаторский прием. Путин — единственный из лидеров России и СССР, посетивший КНДР с официальным визитом. Большую часть 75 лет отношений с КНДР Москва воспринимала ее как государство-клиента или сателлита. До визита Путина никто не предполагал, что российский лидер будет делать вид, что Россия и КНДР — государства одного уровня. В Пхеньяне Путин и Ким Чен Ын подписали соглашение о стратегическом партнерстве, согласно которому Россия должна будет прийти на помощь КНДР в случае внешней агрессии.

Возникает вопрос: а зачем это Москве? Простой ответ: она вынуждена идти на такие меры. КНДР — единственная страна мира, которая в полной мере поддерживает цели российской войны в Украине. На этом фоне Пхеньян стал ключевым партнером России по экспорту снарядов, которые российская армия ежедневно выпускает по территории Украины. Пхеньян уже поставил Москве пять млн снарядов и обязался продолжить экспорт в будущем. Следует отметить, что объемы поставок из КНДР на порядки превышают любой другой импорт военной продукции. К примеру, общее число поставленных из Ирана дронов в Россию оценивается в тысячу единиц. При этом у КНДР есть необходимые мощности для наращивания военного производства, что делает ее важнейшим звеном в войне на истощение, развязанной Россией против Украины.

Однако перспективы экономического сотрудничества с КНДР вряд ли могут кого-то серьезно впечатлить. После девятикратного увеличения в 2023 году торговый оборот стран составил чуть более $ 30 млн, что эквивалентно довоенному объему торговли России с таким важным партнером как Барбадос.

Другой ключевой партнер России — Иран. У этих стран много общего — например, опыт жизни под западными санкциями. Тегеран — ключевой для Москвы поставщик дронов и баллистических ракет. Москва прикладывает значительные усилия для углубления торговых и финансовых связей с Ираном, но серьезному прорыву мешает целый ряд факторов. Например, увеличению торгового оборота, который сегодня составляет около $ 4 млрд, мешает логистика: низкая проходная способность Каспийских портов и необходимость значительных инвестиций в инфраструктуру наземных маршрутов.

Громкие заявления о появлении оси «Россия-Иран-Северная Корея» выглядят необоснованно. Возросший интерес Москвы к странам-изгоям объясняется потребностями войны, а гражданская торговля имеет лишь небольшой потенциал роста. Эти страны соглашаются в том, что гегемония США — это плохо, в остальном же у них очень разный политический контекст. И в каждом случае присутствует существенный потенциал эскалации рисков. Москва хотела бы, чтобы КНДР не сильно провоцировала соседей, поэтому она вряд ли согласится поставить Пхеньяну технологии, которые могут в корне поменять конфигурацию безопасности на корейском полуострове. В случае Ирана Москва выступает за сохранение региональной стабильности любыми средствами и поэтому будет призывать Тегеран к отказу от эскалации. Взрыв на Ближнем Востоке или на корейском полуострове — это существенный риск, которого Москва хотела бы избежать.

Российские соседи и партнеры по Евразийскому Экономическому Союзу (ЕАЭС), как и союзники по ОДКБ, явно не в восторге от продолжающейся войны в Украине. За исключением Беларуси (у которой, впрочем, не было выбора), никто не поддержал российские действия в Украине. При этом Армения де-факто прекратила сотрудничество с ОДКБ и открыто ищет альтернативу партнерству с Россией. Дальнейшие отношения Москвы и Еревана явно не будут простыми — не в последнюю очередь из-за того, что Москва активно развивает партнерство с Азербайджаном, инвестируя в долгосрочные инфраструктурные проекты.

В Центральной Азии Москве приходится постепенно признавать возросшую роль Китая в политической, экономической и даже военной сферах. После апрельского теракта в Москве российские власти приняли целый ряд мер, существенно ударяющих по одной из важнейших областей сотрудничества с регионом — трудовой миграции. Позитивную динамику в отношения между Россией и странами региона сейчас приносит только возросшая торговля на фоне роста параллельного импорта и немалого количества коллабораций по обходу санкций.

В этом же ключе война создала возможности для наращивания сотрудничества России и Грузии. Уже в 2022 году Москва стала вторым крупнейшим экономическим партнером Тбилиси. Учитывая непростой контекст российско-грузинских отношений, готовность Грузии участвовать в параллельном импорте в РФ только подкрепляет веру Москвы в то, что прибыль часто оказывается важнее политических установок. Но нельзя не заметить, что роль России на Кавказе и в Центральной Азии после 2022 года становится менее выраженной. Москва вынуждена принимать новые реалии региона ради сохранения критически важных поставок параллельного импорта.

В то же время ЕАЭС, который задумывался как «своя версия ЕС» и должен был привязать российских соседей к Москве, потерпел крах, а российская война в Украине только ускорила желание стран региона развивать многовекторную внешнюю политику.

Позиция Индии, благодаря которой российская нефть сегодня попадает в ЕС, по большинству важных политических вопросов расходится с Россией. Это касается подхода к войне в Украине, будущего региональных торговых и интеграционных проектов, архитектуры безопасности в Тихоокеанском регионе. Общая динамика отношений с Индией в последние годы заставляет российских международников задаваться вопросом: «Теряет ли Россия Индию?». Действительно, если убрать взаимовыгодную торговлю углеводородами, точек соприкосновения у Москвы и Нью-Дели останется не так и много.

Наконец, обратимся к самому важному российскому партнеру — КНР. Все последние десятилетия Москва по-разному представляла, как будет выглядеть ее «Поворот на Китай». В 2014 году основная идея носила экономический характер: Москва рассчитывала, что Пекин станет крупнейшим партнером по развитию Дальнего Востока. Затем она планировала вместе с Китаем стать основным поставщиком экономического роста и безопасности в Евразии. Но в итоге Россия начала признавать, что Китаю ее внешнеполитические концепции малоинтересны. А после февраля 2022 года Москве приходится свыкаться с мыслью, что альтернативы Китаю нет. Соответственно, она будет вынуждена принимать то, что Китай предлагает.

Торговый оборот России и Китая сейчас составляет около $ 240 млрд, что эквивалентно показателю Росси и ЕС до начала войны. Москва все сильнее начинает зависеть от Пекина, и последний этим откровенно пользуется. Крупнейший российский энергетический проект — «Сила Сибири — 2» — должен был гарантировать предсказуемость российского экспорта, заменить Европу и привязать Китай к России. Но сколько бы Путин ни летал в Пекин, зеленый свет на реализацию проекта Китай ему не дает. Пекин также отказался от поставки оборудования на «Арктик СПГ-2». Кроме того, российский бизнес постоянно сталкивается с проблемами при оплате поставок из Китая, который все активнее соблюдает вторичные санкции США. Таким образом, столь важное для Москвы экономическое сотрудничество с Китаем становится все менее предсказуемым. Но России придется принимать все менее привлекательные правила игры и возросшие издержки, потому что альтернативы Китаю у Кремля нет.

Безусловно, это не весь список российских партнеров. Москва в последнее время полагается на ОАЭ, предоставляющие ей целый спектр финансовых услуг и вариантов параллельного импорта. Турция все еще остается важным торговых партнером. В Африке Москва старается нарастить присутствие, но больших прорывов там точно не стоит ждать. Основной партнер России на Балканах — Сербия — отказывается поддержать Россию в формировании новой международной повестки.

Нельзя сказать, что Россия находится в изоляции, а Путин стал изгоем. Москве хватает сил создавать видимость активной внешнеполитической повестки, полной идей и привлекательных экономических сделок. Но при близком рассмотрении мы видим усложняющуюся картину партнерских отношений, построенных на нуждах войны и финансовых стимулах.

Самое читаемое
  • Путин после Монголии
  • Российское «гидравлическое кейнсианство» на последнем дыхании
  • Институциональная экосистема российской персоналистской диктатуры
  • Новая жизненно важная (но хрупкая) торговая артерия между Россией и Ираном

Независимой аналитике выживать в современных условиях все сложнее. Для нас принципиально важно, чтобы все наши тексты оставались в свободном доступе, поэтому подписка как бизнес-модель — не наш вариант. Мы не берем деньги, которые скомпрометировали бы независимость нашей редакционной политики. В этих условиях мы вынуждены просить помощи у наших читателей. Ваша поддержка позволит нам продолжать делать то, во что мы верим.

Ещё по теме
Новая жизненно важная (но хрупкая) торговая артерия между Россией и Ираном

Нурлан Алиев о запуске МТК между Ираном и Россией как важном стратегическим шаге, чреватом сложными рисками и конфликтом интересов

Или мир, или транзит

Роман Черников о спорах вокруг «Зангезурского коридора»

Авторитарное прошлое и демократический транзит: европейские уроки для России

Екатерина Клименко о необходимости более нюансированной дискуссии о Правосудии переходного периода в России

Поиск