Арсеньева, Елизавета Алексеевна

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями Арсеньева и Столыпина.

Елизавета Алексеевна Арсеньева
Имя при рождении	Елизавета Алексеевна Столыпина
Дата рождения	1773
Дата смерти	1845
Место смерти	Тарханы, Чембарский уезд, Пензенская губерния, Российская империя
Род деятельности	помещица
Отец	Алексей Емельянович Столыпин
Мать	Мария Афанасьевна Мещеринова
Супруг	Михаил Васильевич Арсеньев (1768—1810)
Дети	Мария (1795—1817)
Медиафайлы на Викискладе

Елизаве́та Алексе́евна Арсе́ньева, урождённая Столы́пина (1773—1845, Тарханы, Пензенская губерния) — бабушка Михаила Юрьевича Лермонтова со стороны матери. В среде биографов поэта получила титул «самой знаменитой бабушки русской литературы».

После смерти мужа и единственной дочери Елизавета Алексеевна обрела смысл жизни в заботах о внуке, с которым почти не расставалась. Стихотворений, посвящённых Арсеньевой, в творческом наследии Лермонтова не обнаружено, однако сохранились его письма, а также воспоминания родственников и знакомых, свидетельствующие о том, что бабушка была для Михаила Юрьевича «самым близким человеком».

Биография

Елизавета Алексеевна была представительницей дворянского рода Столыпиных, уходящего корнями в XVI век. Она родилась в семье пензенского помещика, губернского предводителя дворянства Алексея Емельяновича Столыпина (1744—1817) и Марии Афанасьевны Столыпиной, до замужества Мещериновой. Её отец, недолгое время учившийся в Московском университете, имел репутацию человека, ценящего искусство. В симбирском имении Столыпина были созданы хор и театр; основу труппы составляли крепостные актёры, однако дочери Алексея Емельяновича, в том числе юная Елизавета Алексеевна, также принимали участие в постановках. Наукам её обучали домашние педагоги; несмотря на некоторую «ограниченность образования», она неплохо разбиралась в гуманитарных дисциплинах и впоследствии легко находила общий язык с друзьями своего внука.

Жизнь в браке

В 1794 году Елизавета Столыпина вышла замуж за елецкого помещика, капитана лейб-гвардии Преображенского полка Михаила Васильевича Арсеньева. После свадьбы чета перебралась в село Тарханы, купленное на деньги (58 000 рублей) от приданого невесты и записанное на имя Арсеньевой. В имении площадью 4080 десятин земли числилось около 500 крепостных крестьян-мужчин; новая хозяйка сразу перевела их с оброка на барщину. Место было благодатное, с дубовой рощей, липовой аллеей, садами, прудами, речкой Милорайкой.

Усадьба в Тарханах. Рисунок А. Бильдерлинга. 1883 год

Через год в семье родилась дочь Мария. Появление ребёнка не сблизило, а отдалило Арсеньевых друг от друга; страсть, которой Михаил Васильевич воспылал к соседке-помещице А. М. Мансыревой, стала причиной фактического прекращения супружеских отношений. При этом Елизавета Алексеевна была недурна собой и весьма разумна; внешне и характером она напоминала «помещицу старого закала вроде Татьяны Марковны Бережковой в „Обрыве“ Гончарова». Позже товарищи Лермонтова нашли другое сравнение: они называли бабушку поэта Марфой Посадницей. Историк литературы Михаил Лонгинов, мать которого была знакома с Арсеньевой, вспоминал о ней как об интересной собеседнице, в неспешной речи которой «заключалось всегда что-нибудь занимательное».

Елизавета Алексеевна была среднего роста, стройна, со строгими, решительными, но весьма симпатичными чертами лица. Важная осанка, спокойная, умная, неторопливая речь подчиняли ей общество… Прямой, решительный характер её в более молодые годы носил на себе печать повелительности и, может быть, отчасти деспотизма.

Однозначного мнения о том, что стало причиной преждевременного ухода Михаила Васильевича из жизни, у исследователей нет. По версии Павла Висковатова (подтверждаемой авторами Лермонтовской энциклопедии), он покончил с собой в начале января 1810 года. Литературный критик Александр Скабичевский в посвящённом поэту очерке, впервые опубликованном в 1891 году, утверждал, что Арсеньев «умер от неожиданного удара». Биографы сходятся в одном: смерть настигла мужа Елизаветы Алексеевны в день проведения домашнего спектакля «Гамлет», в котором Михаил Васильевич играл роль могильщика.

Уход Михаила Васильевича был воспринят Арсеньевой с величайшей скорбью. Впоследствии она вспоминала о супружеской жизни с теплотой, уверяя, что хотя «была немолода и некрасива», муж относился к ней ласково. После его кончины у Елизаветы Арсеньевны появилась привычка увеличивать собственный возраст. Цветущая 37-летняя женщина, облачённая в чёрные одежды, в одночасье превратилась в бабушку — отныне родственники называли её именно так.

Дочь

Арсеньева осталась с дочерью Марией — болезненной девушкой, выглядевшей и в детские годы, и в молодости «хрупким, нервным созданием». Известие о том, что Мария Михайловна решила стать женой отставного армейского офицера Юрия Петровича Лермонтова, с которым познакомилась во время пребывания в гостях у знакомых в селе Васильевском Орловской губернии, вызвало у Елизаветы Алексеевны протест. Тем не менее свадьба состоялась, после чего Лермонтовы поселились в Тарханах. В 1814 году на свет появился мальчик, получивший от деда не только имя, но и характер: по утверждению Арсеньевой (1836), у внука «нрав и свойства совершенно Михаила Васильевича».

Мария Михайловна, которую жители Тархан запомнили как человека мягкого и душевного, любила играть на пианино для маленького сына. Лермонтов пребывал в «нежном возрасте», когда она умерла от туберкулёза (1817), однако в сознании поэта запечатлелись некоторые фрагменты их недолгого общения:

М. М. Лермонтова

М. Ю. Лермонтов. 1817—1818

                   Когда я был трёх лет, то была песня, от которой
                   я плакал: её не могу теперь вспомнить, но уверен,
                   что если б услыхал её, она бы произвела прежнее
                   действие. Её певала мне покойная мать.
                   М. Ю. Лермонтов

После смерти дочери Елизавета Алексеевна отдала распоряжение сломать старую усадьбу, напоминавшую о пережитых трагедиях; на её месте была воздвигнута каменная церковь Марии Египетской. Вместе с внуком Арсеньева поселилась в одноэтажном доме с мезонином, находившемся в саду. С той поры до самой смерти её жизнь была посвящена Михаилу.

Отношения с зятем

Овдовев, Юрий Петрович Лермонтов получил от Арсеньевой вексель на 25 000 рублей; по мнению некоторых исследователей, Елизавета Алексеевна с помощью «финансовой заинтересованности» пыталась убедить зятя отказаться от воспитания Михаила, другие считают, что речь идёт о сумме, выделенной в своё время Марии Михайловне в качестве приданого и оставшейся в руках Арсеньевой в виде «инструмента манипулирования».

Постоянно тревожась о том, чтобы зять (уехавший после похорон жены из Тархан на родину, в имение Кропотово Тульской губернии) не забрал мальчика, бабушка составила завещание, согласно которому имение достанется Михаилу только при условии, что «оной внук мой будет по жизнь мою до времени совершеннолетнего его возраста находиться при мне, на моём воспитании, попечении, без всякого на то препятствия отца его, а моего зятя». В качестве подстраховки Арсеньева возложила на своих братьев право опеки над наследством юного Мишеля, поставив в качестве обязательного условия запрет на передачу мальчика отцу.

Нечастые встречи отца и сына, тем не менее, происходили: в 1827 году Мишель приезжал в Кропотово, где жил Юрий Петрович; когда Лермонтов перебрался в Москву, свидания стали происходить не реже раза в год. Вплоть до своего 16-летия юноша не был осведомлён о деталях семейной тяжбы. Знакомство с бабушкиным завещанием (1830) настолько потрясло юного поэта, что в этот период он был «на грани ухода к отцу».

Ужасная судьба отца и сына
Жить розно и в разлуке умереть,
И жребий чуждого изгнанника иметь
На родине с названьем гражданина!

Однако ж тщетны были их желанья:
Мы не нашли вражды один в другом,
Хоть оба стали жертвою страданья!
Не мне судить, виновен ты иль нет.

Отрывок из стихотворения Лермонтова

Ю. П. Лермонтов

Профессор Московского университета Алексей Зиновьевич Зиновьев, готовивший Лермонтова к поступлению в пансион и поощрявший его первые шаги в литературе, отмечал в своих воспоминаниях, что «Миша не понимал противоборства между бабушкой и отцом». Откликом на сложную семейную историю стала вышедшая из-под пера Лермонтова драма «Menschen und Leidenschaften» («Люди и страсти»), герой которой произносит: «У моей бабки, моей воспитательницы — жёсткая распря с отцом, и всё это на меня упадает». Та же самая тема — страдания юноши из-за вынужденной разлуки с отцом — нашла отражение в стихотворениях «Я видел тень блаженства» («О мой отец! где ты? где мне найти твой гордый дух?») и «Ужасная судьба отца и сына», написанных в 1831 году, после смерти Юрия Петровича.

Источники дохода

В отличие от небогатого зятя, Арсеньева не бедствовала: её ежегодный доход составлял около 20 000 рублей. Имение процветало прежде всего благодаря тому, что значительная часть его площадей (почти три четверти) приходилась на пашню — это позволяло выращивать и продавать хлеб. Немало было также сенокосных лугов и пастбищ (726 десятин), обеспечивавших кормами лошадей и других животных, разведением которых занимались в хозяйстве.

Дом в Тарханах со стороны двора. Рисунок П. Висковатова. 1880

Вторую возможность пополнения семейного бюджета давало овцеводство. Местные жители рассказывали, что на барских угодьях весной и летом паслись большие стада овец. По подсчётам исследователей, эта отрасль была весьма прибыльной: цены на баранину, шерсть и кожу из-за постоянного спроса держались на высоком уровне; за пуд «шерсти овечьей русской мытой» помещица могла получить пятнадцать рублей, за пуд немытой — восемь.

Следующим направлением, поддерживавшим финансовую стабильность даже в неурожайные годы, была включённость Арсеньевой в дела винокуренного завода, основателем которого являлся её отец Алексей Емельянович Столыпин (позже предприятием, возможно, владел брат помещицы Аркадий Алексеевич). Сохранились документы, свидетельствующие о том, что Елизавета Алексеевна направляла на заводские работы своих крестьян, получая за их труд денежное вознаграждение. Помимо этого, Арсеньева использовала такой метод получения прибыли, как «продажа крепостных под видом отпуска их на волю». По данным специалистов музея-заповедника «Тарханы», от Арсеньевой получили вольную грамоту чуть более тридцати человек, в основном крестьянки; деньги за них (сумма в иных случаях могла достигать 500 рублей) заплатили купцы-покровители.

Внук

По словам литературоведа Игоря Сухих, к Лермонтову выражение «маменькин сынок» было неприменимо; больше подходило сочетание «бабушкин внук». О привязанности Арсеньевой к Мишелю свидетельствуют написанные ею строки: «Он один свет очей моих, всё моё блаженство в нём».

Воспитание

Библиотека Лермонтова в Тарханах

Когда речь шла о внуке, его учёбе и воспитании, Елизавета Алексеевна забывала о необходимости экономить. В Тарханах постоянно проживали дети — ровесники Михаила Юрьевича из числа дальних родственников (в том числе троюродный брат Аким Шан-Гирей, рассказывавший об этом в своих воспоминаниях) или соседей. Арсеньева не возражала, когда к детским играм подключались и дворовые ребята. Домашним обучением мальчиков занимались гувернёры Ж. Капе, Ж. Жандро, Ф. Винсон; некоторые из наставников позже вслед за Мишелем отправились в Москву. Детей обучали языкам, музыке, рисованию, лепке; юный Лермонтов играл на скрипке и пианино. В доме имелась библиотека, позволявшая мальчикам знакомиться с произведениями Гёте, Шиллера, Руссо; учебная литература была представлена такими книгами, как «Ручная математическая энциклопедия», «Описание военных действий Александра Великого, царя Македонского», «Плутарховы жизнеописания знаменитых мужей».

Постоянно беспокоясь о здоровье внука, которому по наследству могли передаться недуги слабой и болезненной матери, Арсеньева дважды — в 1820 и 1825 годах — ездила с ним на Кавказ; позже Лермонтов признавался, что этот горный край «взлелеял его детство».

И если как-нибудь на миг удастся мне
Забыться, — памятью к недавней старине
     Лечу я вольной, вольной птицей;
И вижу я себя ребенком, и кругом
Родные все места: высокий барский дом
     И сад с разрушенной теплицей.

Отрывок из стихотворения Лермонтова

Близкий друг Лермонтова Святослав Раевский, нередко гостивший в Тарханах, рассказывал, что жизнь там была организована просто — «всё ходило кругом да около Миши». В доме устраивались большие праздники с песнями и играми; Арсеньева славилась хлебосольством, охотно привечала гостей из числа местной детворы; «поварам работы было страсть — на всех закуску готовили». Зимой катались с горки, на святки принимали ряженых, летом ходили в лес. Бабушка, наблюдая за играми «своего баловня», часто шептала слова молитвы. В раннем детстве Мишель открыл для себя речевые созвучия («кошка — окошко»); его любовь к рифмам удивляла и трогала Елизавету Алексеевну.

Детские воспоминания поэта впоследствии воплотились в стихотворении «Как часто пёстрою толпою окружён» (1836).

Опека и поддержка

В 1827 году Елизавета Алексеевна вместе с Лермонтовым переехала в Москву для его подготовки в университетский пансион. Через пять лет бабушка и внук отправились в Петербург; там Михаил Юрьевич стал воспитанником школы юнкеров. Мемуаристка Екатерина Сушкова, приезжавшая по воскресным дням в Середниково — подмосковную усадьбу Столыпиных, где Лермонтов несколько раз проводил свои летние каникулы, рассказывала о безоглядной любви бабушки к своему внуку:

Вчуже отрадно было видеть, как старушка Арсеньева боготворила внука своего Мишеля; бедная, она пережила всех своих, и один Мишель остался ей утешением и подпорою на старость; она жила им одним и для исполнения его прихотей; не нахвалится, бывало, им, не налюбуется на него.

Когда зимой 1835 года неотложные дела заставили Арсеньеву вернуться в Тарханы, Лермонтов в письме своей родственнице и другу Александре Михайловне Верещагиной признавался, что его очень пугает «перспектива в первый раз в жизни остаться совершенно одному». С момента отъезда жизнь Елизаветы Алексеевны превратилась в бесконечное ожидание писем от Мишеля. И бабушка, и внук столь сильно страдали в разлуке, что в 1836 году Арсеньева решила вернуться в столицу. Перед отъездом она сообщила в письме дальней родственнице Прасковье Александровне Крюковой, что «Мишенька упросил меня <…> с ним жить, и так убедительно просил, что не могла же я отказать».

Бесконечное волнение бабушки за судьбу Михаила Юрьевича, стремление оградить внука от неприятностей порой вызывали у него протест. Как вспоминала гувернантка Столыпиных, Арсеньева просила Мишеля «не писать стихов», «не заниматься более карикатурами»; в ответ он гневно вопрошал: «Что же мне делать с собой, когда я не могу так жить, как живут все светские люди?» Другим поводом для беспокойства была личная жизнь поэта; бабушка переживала, что «Мишу женят».

Дуэль и смерть

Из посвящения Е. А. Арсеньевой

       Но есть заступница родная,
       С заслугою преклонных лет:
       Она ему конец всех бед
       У неба вымолит, рыдая.

Евдокия Растопчина. 1842—1843

После дуэли Михаила Юрьевича с сыном французского посла Эрнестом де Барантом (1840) здоровье Елизаветы Алексеевны резко ухудшилось. Поэт был отправлен в кавказскую ссылку; Арсеньева вернулась в Тарханы. Их последняя встреча состоялась в мае 1840 года. Через девять месяцев Михаил Юрьевич прибыл в петербургский отпуск, однако Елизавета Алексеевна не сумела с ним увидеться: помехой стала «весенняя распутица», не позволившая выбраться из деревни. Графиня Евдокия Ростопчина, знавшая о неустанных попытках бабушки добиться смягчения участи внука, написала стихотворение «На дорогу М. Ю. Лермонтову», в котором были строчки, посвящённые Арсеньевой.

Письмо Лермонтова Е. А. Арсеньевой. 9 мая 1841

Одно из последних писем Михаила Юрьевича, адресованное Арсеньевой, было отправлено 9 мая 1841 года из Ставрополя. Поэт сообщал, что он «здоров и спокоен», и выражал надежду, что ему «всё-таки выйдет прощенье»; завершалось письмо словами «Остаюсь покорный внук Лермонтов». К этому времени Елизавета Алексеевна уже находилась в столице, куда опять приехала «хлопотать о внуке». Так, её обращение к дочери историка Карамзина, с дружеской теплотой относившейся к Лермонтову, исследователи назвали «криком о помощи»; бабушка точно предвидела, что их с Мишелем разлука может стать вечной. В письме, адресованном Софье Николаевне Карамзиной, она просила подключить к вопросу о возвращении внука Василия Андреевича Жуковского, который с участием следил за перипетиями жизни ссыльного поэта, и напоминала, что в связи с бракосочетанием наследника Николай I издал приказ о «прощении» некоторых проштрафившихся офицеров. Извиняясь за беспокойство, бабушка признавалась, что её «сердце истерзано».

В столице Арсеньеву настигла весть о роковой дуэли. Письмо с Кавказа, извещавшее о гибели Лермонтова, пришло в Петербург только в конце июля, когда поэт уже был похоронен на старом пятигорском кладбище. По воспоминаниям очевидца, в дом Т. Т. Бороздиной — приятельницы Елизаветы Алексеевны — прибежал один из её слуг, чтобы сообщить, что его «барыне дурно». Арсеньеву обнаружили на полу без сознания; к бабушке был немедленно вызван доктор.

Приехать в Пятигорск, к месту первого погребения Лермонтова, 68-летняя Елизавета Алексеевна не смогла; в сопровождении своей племянницы, матери Акима Шан-Гирея — Марии Акимовны — она вернулась в Тарханы. Осенью того же 1841 года Мария Александровна Лопухина рассказала в письме Александре Верещагиной, что у Елизаветы Алексеевны «отнялись ноги и она не может двигаться, никогда не произносит имени Мишеля, и никто не решается произнести в её присутствии имя какого-нибудь поэта».

Последние годы

Часовня-усыпальница в Тарханах. Здесь похоронены М. Ю. Лермонтов, М. В. Арсеньев, М. М. Лермонтова, Е. А. Арсеньева

Прежде чем уйти из жизни, Арсеньева добилась перезахоронения праха Лермонтова. По утверждению главного научного сотрудника музея-заповедника «Тарханы» профессора Олега Пугачёва, исследователям не удалось обнаружить документов, рассказывающих о том, как развивались события после возвращения Елизаветы Алексеевны в деревню. Поэтому лермонтоведам нередко приходилось довольствоваться «свидетельскими показаниями» местных жителей. Краевед П. К. Шугаев, одним из первых начавший собирать материалы о тарханской истории, писал, что весть о гибели Михаила Юрьевича болью отозвалась в сердцах его земляков — «по всему селу был неподдельный плач».

Ираклий Андроников, побывавший в Тарханах в 1948 году, долго беседовал со стариком-«экскурсоводом»; его повествование было опубликовано в книге «Рассказы литературоведа» с авторской ремаркой о том, что некоторая поэтичность народных преданий «не мешает им быть достоверными». Согласно записи, сделанной Андрониковым, после смерти Михаила Юрьевича его бабушка от горя почти ослепла. Тем не менее последнюю миссию — вернуть тело внука домой — она выполнила. Это было непросто: Арсеньева обращалась за помощью к своему младшему брату Афанасию Алексеевичу Столыпину, писала «высочайшие прошения» в инстанции. Получив разрешение, она поручила самым преданным слугам Лермонтова отправиться в Пятигорск. Те выполнили просьбу барыни; гроб с телом поэта был доставлен в Тарханы; повторное погребение состоялось 23 апреля 1842 года:

На улицах собралось много народа… Когда гроб, покрытый чёрным бархатом, привезли, около церкви служили панихиду… Елизавета Алексеевна шла за гробом тихо, низко опустив голову. Шан-Гирей и Евреиновы вели её под руки. А за ними ехала тройка лошадей.

Елизавета Алексеевна Арсеньева пережила Михаила на четыре года; она умерла в 1845 году и была упокоена в одном фамильном склепе с мужем, дочерью и внуком. Своё имение она завещала брату Афанасию Алексеевичу Столыпину.

Литература

• Е. М. Хмелевская. Арсеньева, Елизавета Алексеевна // Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкинск. Дом) ; науч.-ред. совет изд-ва «Советская энциклопедия» ; гл. ред. В. А. Мануйлов ; редкол.: И. Л. Андроников … [и др.]. — М. : Сов. энцикл., 1981. — С. 36—37.
• Щёголев П. Е. Лермонтов. — М.: Аграф, 1999. — 528 с. — ISBN 5-7784-0063-2.
• Гиллельсон М., Миллер О. Комментарии // М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. — М.: Художественная литература, 1989. — С. 495—635.